городской воздух делает свободным?
Когда почти 85 лет спустя после выхода «Зубоскала» мы попытались разыскать потомков издателей журнала, то обнаружили их в Салтыковке — в тех же домах, с теми же адресами.
Как это возможно?
Когда мы попросили их поискать в семейных архивах материалы, связанные с журналом, там нашлись тетради и рукописи с рассказами инженера Молчанова, ещё до создания «Зубоскала».
В 32-м году газета «Красный обыватель» провисела на железнодорожной станции два часа. От газеты не осталось ровным счётом ничего — её сорвали и уничтожили. В 2019-м один из рассказов нашёлся в молчановской тетради.
2. Климат города Ташкента
/Начало рассказа, который я предполагал поместить в «Красный обыватель»/
И с чего бы, казалось, там воздуху плохому быть. Пущай бы, скажем, он, Ташкент этот, стоял на болотах, аль в какой низине. Пущай бы, для примеру, в нём было заводов химических прорва. Пущай бы, скажем, там уборные подолгу б не чистились, — тогда б понятно было. Спёртый дух, сырость, опять же комары проклятые и вообче условия для жизни неблагоприятные.
А то ведь город, как город. Заводов химических там всего один, да и тот мыльные пузыри вырабатывает. Производство не только, можно сказать не вредное, а даже приятное и полезное. Болотов там на тыщу вёрст в округе не найдёшь, а комаров там в музеях под стеклом за деньги показывают. Вот, дескать, смотрите, товарищи, на паразитов, пьющих кровь международного пролетариата, и радуйтесь, что у нас их здесь не водится.
Уборные там тоже чистят не реже, чем в Салтыковке, а вот на-де поди — не уживается там салтыковская публика.
Климат, говорят, не подходит, да и баста.
В командировку ль кто поедет, в армию ль служить попадёт туда, по личному ль делу соберётся — глядишь, он через неделю назад катит.
Вот взять хоть бы Ваню Есипова. Человек, можно сказать, уезжал туда на предмет отбытия военной службы, не чаял и совсем домой вернуться. Перед отъездом он три дня и три ночи пил с друзьями, а в час разлуки даже прослезился от огорчения и троекратно облобызал грунт во дворе.
— Может, увидимся, а бог даст и нет, — громко всхлипнул он, обозревая в последний раз родную Салтыковку из окна отходящего в Москву поезда.
И приятели-то его все носы повешали: вот, мол, уехал сукин сын Ваня, не с кем теперь и поллитра раздавить будет. А «сукин сын» взял и приехал через две недели.
— Здрассте, — говорит, — я снова к вам на постоянное жительство пожаловал.
Тут, конечно, расспросы: как, что, почему?
— Да, так, — говорит, — очень просто. — Мне, говорит, «чистую» дали. Климат не подходит…
На этом текст рукописи обрывается.
Похоже, Дэвид Линч был прав — у каждого из нас есть своя Салтыковка, из которой мы пытаемся убежать, со всеми прощаемся, а через две недели всё равно возвращаемся назад.